Леонид Георгиевич Губанов русский поэт, который не сыскал популярности при жизни, а может быть просто не хотел. Автор нигде не публиковался при жизни, кроме самиздата. И вё же многие, кто читают стихи Губанова признают, что перед ними крупный поэт.
А губы – босы.
А ожиданье Слова,
как ожиданье сердца снайпера.
В черновиках чернеет осень,
боясь перенесенья набело.
В черновиках есть Ивы в инее.
И в гололеде рифм подскальзываясь,
как поводырь в нем ваше Имя
мне нужную тропу подсказывает.
И я, вычеркивая звуки,
как смахивают снег с крыльца,
Всё вижу мраморные руки.
Всё слышу хохот без конца.
Губанов в молодости
В Губанове есть много от Есенина, есть и от Маяковского. Его смело можно назвать продолжателем их поэтической линии. Губанов писал стихи в 60-е и 70-е годы, но по тем или иным причинам слава обошла его стороной, но не обошла его современников, таких как Владимир Высоцкий или Евгений Евтушенко. Но это не отменяет значимость его как крупного поэта.
Популярность поэта зависит от многих факторов и жизненных обстоятельств. И талант, увы, не всегда играет главную роль...
А дождь уже не ко двору.
В ливреях золотом осины.
Эй, уши тучи оборву
Иль сапожком сафьяным в спину.
А у него лицо прозрачное
И до смешного хрупки пальцы.
Он в келейку мою просачивается
И от обиды отсыпается.
Евтушенко отмечал огромный талант и потенциал в этом авторе
Родился поэт в Москве в 1946 году. Стихи писал с раннего детства и уже тогда знал, что свяжет свою жизнь с литературой. В 1965 году он образовывает вместе с друзьями литературный кружок СМОГ (смелость, мысль, образ, глубина) попутно поступая в местный литературный институт. Поэта замечает Евгений Евтушенко, который публикует отрывок из его поэмы в журнале «Юность».
А мой Июнь, как тощий жеребец,
которого ведут к большому лету.
Он угловат и некрасив, как свет
на чердаке у нашего поэта.
А сам поэт худой, как мамин голос,
вынашивал стихи свои так правильно,
что пугало, руками сжавши голову,
пугало самой лучшей ролью трагика.
Литературный кружок СМОГ закрылся в 1966 году по настоянию властей.
Примерно в это же время он организовывает акцию в «защиту левого искусства». В следствии чего власти запретили ему заниматься стихами. Губанов был сыном уважаемого инженера Георгия Георгиевича Губанова. По видимому отец как-то повлиял на занятия сына. Оглушительный успех в 60-х годах, который, казалось бы, открыл дорогу крупному поэту, сменился полным забвением к началу 70-х годов. Губанову повезло с поэтическим стартом, но не повезло на дистанции по жизненными обстоятельствами.
Быть одиноким не к лицу
любви, преданиям и вере,
а как же быть, когда к венцу
метут нас царские метели?!
Я босиком пришел терпеть
людских грехов людские гвозди,
а как же быть, когда тебе
Любви обглоданные кости
бросают так из-за стола,
как будто ты не мира этого,
а незнакомец, что с утра
попутал двор с попутным ветром.
Поэт с друзьями
Впоследствии Губанов занимается неквалифицированным трудом. Работает грузчиком, пожарным, ходит в качестве разнорабочего в геофизические экспедиции, трудится лаборантом. Также был в заключении в психиатрической больнице где у него требовали показания против Александра Гинзбурга. Умер в 1983 году в возрасте 37 лет.
Это стихотворение написано за три дня до смерти:
В твоих глазах закат последний,
Непоправимый и крылатый,
Любви неслыханно-весенней,
Где все осенние утраты.
Твои изломанные руки
Меня, изломанного, гладят,
И нам не избежать разлуки
И побираться Христа ради!
Я на мосту стою холодном
И думаю — куда упасть…
Да, мы расстались, мы — свободны,
И стали мы несчастны — всласть…
Не все настоящие поэты становятся популярными и востребованными при жизни. Биография Леонида Губанова ярчайший тому пример. Только после смерти стали выходить его книги. Первый сборник стихов Губанова «Ангел в снегу» вышел в 1994 году. Позже его стихи выпускало издательство «Эксмо» - сборник «Серый конь» в 2006. Последняя книга вышла в 2018 году.
Живём в печали и веселье, Живём у Бога на виду
Также многие его стихи наложены на музыку.
Живём в печали и веселье,
Живём у Бога на виду:
В петле качается Есенин,
И Мандельштам лежит на льду.
А мы рассказываем сказки,
И, замаскировав слезу,
Опять сосновые салазки
Куда-то Пушкина везут.
Не пахнет мясом ли палёным
От наших ветреных романов?
И я за кровью Гумилёва
Иду с потресканым стаканом.
В моём лице записки пленника
И старый яд слепой тоски.
В гробу рифмуют кости Хлебникова
Лукавых строчек колоски.
Но от Москвы и до Аляски,
Когда поэты погибают,
Ещё слышнее ваши пляски,
Ещё сытнее стол с грибами.
Свежие комментарии